Введение.
В1. Марк Блок и методология современной
истории. История, люди и время.
Введение.
Я
планировал начать разговор о замечательном французском историке Марке Блоке,
героически погибшем в борьбе за независимость своей родины в серии статей
размещенных в разделе сайта по
методологии науки.
Прежде
чем перейти непосредственно к Блоку я планировал в нескольких коротких статьях
дать характеристику методологии современной
науки.
Но
оказалась, что я плохо рассчитал.
Введение, посвященное методологии исторической
науки, настолько затянулось, что я понял, что непосредственно до Блока я
доберусь очень не скоро.
Поэтому
я принял решение разместить материалы, связанные с Блоком в данном разделе
сайта.
А
в качестве введения взять отрывок из статьи А1[1].
<M1>
Информационный
Потоп.
Мы живем в эсхатологические времена Второго Всемирного Потопа[2], в которых Всевышний в очередной раз объявляет
человечеству, что его второе много
тысячелетнее терпение кончилось.
Очевидно, желая быть современным, он несколько изменил
технологию проведения этого мероприятия.
На этот раз нас затопляет не водная стихия, от которой
можно спастись таким консервативным средством, как плот.
На этот раз мы барахтаемся, и возможно пойдем ко дну
от Цунами накатывающихся на нас волн информации.
<M2>
Знание – сила?!
В такой обстановке традиционные лозунги вроде тех
вроде популярного бэконовского «Знание – Сила!», или призыва читать книги
звучит кощунственно.
<M3>
Читать
хорошие книги!
Несколько оптимистичнее, звучит песня, в которой
великий русский бард Владимир Высоцкий призывал
читать только хорошие книги.
<M4>
Стоять
на плечах гигантов.
С ним через века перекликается гениальный английский
физик Исаак Ньютон, который говорит, что ему удалось что-то существенное
сделать только потому, что он стоял на плечах гигантов.
Идея не плохая.
В случае потопа, в независимости от его формы, стоять
на плечах гигантов дает шанс противостоять натиску стихии потока.
<M5>
Для женщин и лакеев
нет великих людей.
М. Горький.
Но вот вопрос: Где взять гигантов?
Обыденное сознание обычно считает, что среди их
современников нет ни великих людей, ни великих идей.
<M6>
«Титанов рождает эпоха,
Титаны эпоху творят».
Естественно гигантов не много по самому определению
этого слова.
Не много и действительно оригинальных идей.
Но, как, правило, и люди и мысли такого масштаба
встречаются в любой исторической эпохе.
<M7>
Каждый знает, что
Дарвинизм и Социализм
опровергнуты!?
Особенно не повезло в этом смысле глубоким идеям.
Часто бывает, что первоначально новая идея принимается
«на ура!», без всякого критического анализа.
Эта же идея
следующим поколением так же безоговорочно отвергается обыденным
сознанием по тем же причинам.
<M8>
Большие идеи
не стареют!
В
определенном смысле, большие идеи не стареют!
Их изначальная глубина гарантирует их огромное
влияние, и способствуют дальнейшему прогрессу науки.
<M10>
Книги,
которые
необходимо читать.
Поэтому, в наш век ограничение своего круга
чтения становится не капризом, не снобизмом, а суровою необходимостью
выживания.
<M11>
Что такое
хорошие книги?
Это книги, содержащие не тривиальные идеи, и тем самым
являющиеся инвариантными,
к набегающему на нас потоку времени, то есть не потерявшими способности к
развитию, стимулирующие его.
<M12>
Математик
ставит задачу
XX веку
Но возможно ли сие.
Мировая и история содержит много положительных ответов
на этот вопрос.
Я ограничусь одним.
В 1900 году на Втором Международном математическом
конгрессе Великий немецкий математик
Гильберт формулирует знаменитый список 23 нерешённых проблем математики, послуживший направляющим указателем приложения
усилий математиков на протяжении всего XX века[3].
<M13>
Историк
ставит задачу
XXI веку.
Может быть, такое возможно только в математике.
Я приведу другой пример.
В 1941 году во время фашистской оккупации Франции,
известный французский историк Марк Блок, один из основателей исторической школы «Новое историческое
движение» и журнала «Анналы», оказавших
большое влияние на развитие современной истории, написал небольшую книгу
«Апология истории или ремесло истории[4]».
В этой книге
Блок ставит перед историками XXI века
примерно такие же вопросы, которые ставил Гильберт математиками.
<M14>
Идеи Блока
не были восприняты.
Однако вследствие определенных исторических социально
психологических причин методологические принципы современной истории, которые
намечал Блок не нашли своего отражения в работах подавляющего числа современных
представителей гуманитарных наук.
<M15>
Но сегодня когда мировой глобальный кризис стал очевидной
реальностью, мысли, которые волновали Блока в 1944 году стали перед нами с
неопровержимой тотальностью .
Просто
необходимо хотя бы через 60 лет прислушаться к ним.
В силу сложившихся обстоятельств, в которых Блок
работал над этой книгой, она отличается с одной стороны крайней лаконичностью с
другой стороны высокой плотностью нетривиальных мыслей, которые в ней
обсуждаются.
Это позволило не выдергивать отдельные цитаты, которые
часто не дают возможность полностью понять мысль автора, а приводить целиком
текст наиболее важных параграфов.
Анализ текста производится в виде заметок на полях и
послесловий к анализируемому параграфу.
О Блоке: человеке, ученом, гражданине.
Итоги
сегодняшнего дня неутешительны.
Колонны
социальных наук маршируют в разные стороны, а наша цивилизация продолжает
проваливаться в бездну мирового системного кризиса.
<M1>
Надежда
умирает последней.
Поэтому
я хочу дополнить рассказ о мировой
истории фрагментами из одной конкретной истории.
<M2>
Когда ученый
становится бойцом!
Март
1944 года. В мире полыхает Вторая Мировая Война.
Оккупированная
Франция гнется под железным сапогом фашистских легионов.
Но
Франция борется.
Гестаповцы
арестовали в Лионе группу членов региональной
Директории Сопротивления.
Среди
арестованных был немолодой и не очень здоровый человек,
«самый
старый капитан французской армии».
Он
стойко выдержал жестокие пытки, не раскрыв не имен, не явок.
16
июня он был расстрелян не далеко от Лиона вместе с группой патриотов.
Последние
слова его были «Да здравствует Франция!
Этим
человеком был выдающийся французский историк Марк Блок.
<M3>
Анналы…
Он
был одним из организаторов журнала «Анналы экономической и социальной истории»,
оказавшего большое влияние на развитие современной мировой исторической мысли.
<M4>
Апология историка.
Находясь
в оккупации в 1941-1942 годах, Блок написал книгу «Апология или ремесло
историка»[5].
<M5>
Ответственность
историка.
В ней он, в частности, обсуждает
вопросы, захватившие его в это время, об ответственности историка за
судьбы современного ему общества.
В
своем завещании Блок пишет:
«Я
умираю, как и жил, добрым французом».
На
могильном камне он просил вырезать: - «Он любил истину».
<M6>
Долг гуманиста.
В отличие от современных историков он еще 70
лет назад знал, что делать представителям гуманитарных наук в период системного
кризиса.
<M7>
Методология
гуманитарных наук.
Написанная
им в годы оккупации книга «Апология или ремесло историка»[6] по
сути своей является манифестом к гуманитарной интеллигенции, осмыслением
методологических задач, стоящих перед современной гуманитарной наукой.
Ее
можно рассматривать, как предварительный проект СМНМ[7].
Исходя из этого, я счел целесообразным
провести обсуждение некоторых концепций этой книги во введении к СМНМ.
<M8>
Целостный подход.
Апология
Блока не является набором эклектических рассуждений, связанных с ремеслом
историка.
Она
может быть образом целостности изложения сложной проблемы.
Автор
последовательно и четко выдерживает необходимую диалектическую дистанцию между
целым и частным.
<M9>
Место истории…
Главным вопросом книги является вопрос о
месте истории и историка в единой системе мирового целостного знания.
<M10>
Когда простота
хуже воровства.
Первым
вопросом при обсуждении этой проблемы, возникает вопрос о корректности этого
вопроса.
Если вообще вопрос?
Может
быть, историку достаточно читать современные книги и статьи, и стараться
следовать этим образцам.
То
есть подходить формированию мышления
специалиста историка эмпирически стихийно, как делают многие, особенно в
периоды методологического кризиса исторической науки.
<M11>
Современный историк
должен быть теоретиком.
Книга
дает четкий не двусмысленный ответ на этот вопрос.
Сегодня такой эмпирический уровень
недостаточен для понимания исторического процесса.
<M12>
Наблюдающий должен
быть не примитивнее
объекта наблюдения.
Выражаясь
языком СМНМ[8], исторический процесс
относится к категории
сложных процессов.
А
в теории сложных
систем существует важный методологический принцип, что сложность
мышления исследующего, моделирующего, должна быть не ниже сложности
исследуемого, моделируемого объекта.
<M13>
Сознательно использовать
принципы, составляющие
специфику...
Ответ
Блока на главный поставленный им вопрос.
Историк в своей деятельности должен
сознательно опираться на определенные
принципы, которые составляют специфику его профессионального мышления .
<M14>
Мыслить до конца,
исследуя
все альтернативы.
Блок
с одной стороны пытается доводить свои размышления до логических результатов,
разумеется, не претендующих, в виду сложности, на абсолютную истину.
С другой стороны прежде,чем сделать какие-то
выводы он объективно анализирует существующие точки зрения..
Некоторые
из этих принципов мы рассмотрим ниже
Глава 1.
История,
люди и время.
В
этой главе Блок осмысливает выбор историка. От параграфа к параграфу лепится
этот образ.
Проследим
его путь.
1. Выбор историка.
<M1>
Не пора ли отказаться
от слова «история»?
«Слово «история» очень старо, настолько старо, что
порой надоедало. Случалось — правда, редко, — что его даже хотели вычеркнуть из
словаря.
<M2>
Критика
истории социологами.
Социологи дюркгеймовской школы отводят ему
определенное место — только подальше, в жалком уголке наук о человеке;
что-то вроде подвала, куда социологи, резервируя за
своей наукой все, поддающееся, по их мнению, рациональному анализу, сбрасывают
факты человеческой жизни, которые им кажутся наиболее поверхностными и произвольными.
<M3>
Нельзя грубо обрывать
ветви истории.
Мы здесь, напротив, сохраним за «историей» самое
широкое ее значение.
Слово это как таковое не налагает запрета ни на какой
путь исследования — с обращением преимущественно к человеку или к обществу, к описанию
преходящих кризисов или к наблюдению за явлениями более длительными.
Само по себе оно не заключает никакого кредо —
согласно своей первоначальной этимологии, оно обязывает всего лишь к
«исследованию» (Греческое слово история означает «исследование», «расспрос»,
«рассказ», «знание».).
<M4>
Семантика слова устаревает.
Конечно, с тех пор как оно, тому уже более двух
тысячелетий, появилось на устах у людей, его содержание сильно изменилось.
Такова судьба в
языке всех по-настоящему живых слов.
Если бы наукам приходилось при каждой из своих побед
искать себе новое название — сколько было бы крестин в царстве академий,
сколько потерянного времени!
<M5>
Название остается –
содержание меняется.
Оставаясь безмятежно верной славному своему эллинскому
имени, история все же не будет теперь вполне той же историей, которую писал
Гекатей Милетский (Гекатей Милетский — древнегреческий логограф; логотрафия
— античная форма изложения исторических, географических и этнографических
сведений ), равно как физика лорда Кельвина или Ланжевена — это не физика
Аристотеля.
<M6>
Определение
искажает понимание
Но тогда что же такое история?
Нет никакого смысла помещать в начале этой книги,
сосредоточенной на реальных проблемах исследования, длинное и сухое
определение.
Кто из серьезных тружеников обращал внимание на
подобные символы веры? Из-за мелочной точности в этих определениях не только
упускают все лучшее, что есть в интеллектуальном порыве (я разумею его попытки
пробиться к еще не вполне ясному знанию, его возможности расширить свою сферу).
<M7>
Для развития
желательно некоторая
неопределенность терминов.
Опасней то, что о них так тщательно заботятся лишь для
того, чтобы жестче их разграничить.
«Этот предмет, — говорит Страж Божеств Терминов, — или
этот подход к нему, наверно, очень соблазнительны.
Но берегись, о эфеб, это не История».
Разве мы — цеховой совет былых времен, чтобы
кодифицировать виды работ, дозволенных ремесленникам? и, закрыв перечень,
предоставлять право выполнять их только нашим мастерам, имеющим патент?
((Отрывок этого
примечания на отдельном листке, начало потеряно) ... как показал Люсьен Февр,
сама история, когда у нее ищут ответа насчет пути развития, по которому
непрестанно идет человечество, дает им сокрушительное опровержение.
<M7>
Самое
интересное
лежит
на границе.
Не только каждая наука, взятая отдельно, находит среди
перебежчиков из соседних областей мастеров, часто приносящих ей самые блестящие
успехи.
Пастер,
обновивший биологию, не был биологом — и при его жизни ему частенько об этом
напоминали;
точно так же Дюркгейм и Видаль де ла Блаш, которые оставили в исторической науке начала XX в. несравненно более глубокий след, чем любой специалист, хотя первый был философом, перешедшим в социологию, а второй географом, и оба не числились в ряду дипломированных историков.)
<M8>
Не спорьте об узкой
специализации.
Физики и химики умнее: насколько мне известно, никто
еще не видел, чтобы они спорили из-за прав физики, химии, физической химии или
— если предположить, что такой термин существует, — химической физики.
<M9>
Профессия определяется
набором орудий.
И все же
верно, что перед лицом необъятной и хаотической действительности историк всегда
вынужден наметить участок, пригодный для приложения его орудий;
<M10>
Есть нечто глубинное,
что определяет
специфику профессии.
затем он
должен в нем сделать выбор, который, очевидно, не будет совпадать с выбором
биолога, а будет именно выбором историка.
Это —
подлинная проблема его деятельности.
Она будет сопутствовать нам на всем протяжении нашего
очерка».
Блок
подчеркивает, что существует критический взгляд на профессию историка.
Он
соглашается с тем, что со временем понимание этой профессии существенно
меняется, но он возражает против того, чтобы ее сводили к узкой ограниченной
деятельности.
Более
того, он подчеркивает, что самые глубокие проблемы истории лежит на границе
исторического образа его профессии.
Из
этого можно сделать вывод, что современная история продолжает играть роль летописца,
но не сводится к ней.
Более
того, она стремится к синтезу с более молодыми науками.
Неизбежным
следствие этого является тенденция к более современному языку, методологии и
структуре.
Главный
вопрос, который занимает Блока: - останется ли эта специфика в подсознании
специалиста, или он будет сознательно использовать ее в своей деятельности.
Ответ Блока на этот вопрос заключается в
том, что спецификой специалиста являются методологические принципы своей
профессии, которые специалист должен знать и сознательно использовать в своей
работе.
Далее,
я привожу обсуждение некоторых из этих принципов.
Но,
в этом параграфе Блок делает только первые шаги к формированию образа историка.
2. История и люди.
<M1>
Человек –
главный
предмет истории..
«Что же происходит
всякий раз, когда, по-видимому, настоятельно требуется вмешательство истории? — Появление человеческого.
В
самом деле, великие наши наставники, такие как Мишле или Фюстель де
Куланж, уже давно научили нас это понимать: предметом истории является человек.
Скажем
точнее — люди.
<M2>
Человек
познается
в социуме.
Науке о разнообразном больше подходит не
единственное число, благоприятное для
абстракции, а множественное, являющееся грамматическим
выражением относительности.
За
зримыми очертаниями пейзажа, орудий или машин, за самыми, казалось
бы, сухими документами и институтами, совершенно отчужденными от тех, кто их
учредил, история хочет увидеть людей.
<M3>
Чернорабочий
эрудиции.
Кто этого
не усвоил, тот, самое большее, может стать чернорабочим эрудиции.
<M4>
История
пахнет человечиной.
Настоящий же историк похож на сказочного
людоеда.
Где пахнет человечиной, там, он знает, его
ждет добыча»[9].
<M5>
Феномен Человека.
Главное, в этом не большом фрагменте заключается в том, что
чем бы занимался историк: географией, лингвистикой, краеведеньем, теологией,
философией, если он хоть на мгновение выпустит из своего внимания реального человека, всего человека, феномена
человека, как сказал бы Тейяр, с его заботами, противоречиями, небесами и
землей история мгновенно превратится в книгу о мертвых.
<M6>
Исторический процесс.
Вот мы получили еще одно ключевое слово к образу
историка: живого
человека, то есть взятого в совокупности всего того, что составляет оболочку жизни,
точнее его двух оболочек: физической и социальной.
Следовательно, ядром ремесла историка должен быть исторический процесс, во всем его многообразии.
3 Историческое время.
<M1>
История – это
эволюционный процесс.
Это мысли Блока об Эволюции, как
категории философии, которые, к моему удивлению, отрицаются некоторыми
историками.
<M2>
Историческое
время.
««Наука о
людях», — сказали мы. Это еще очень расплывчато.
Надо
добавить: «о людях во времени».
Историк не только размышляет о «человеческом».
<M3>
Мысль историка –
категория
длительности.
Среда, в
которой его мысль естественно движется, — это категория длительности.
Конечно, трудно себе представить науку,
абстрагирующуюся от времени.
Однако для многих наук, условно дробящих его на
искусственно однородные отрезки, оно не что иное, как некая мера.
Напротив, конкретная и живая действительность,
необратимая в своем стремлении, время истории — это плазма, в которой плавают
феномены, это как бы среда, в которой они могут быть поняты.
<M4>
Степень
эволюционности
конкретной науки
- величина относительная.
Число секунд, лет или веков, требующееся
радиоактивному веществу для превращения в другие элементы, это основополагающая
величина для науки об атомах.
Но произошла ли какая-то из этих метаморфоз тысячу лет
назад, вчера, сегодня или должна произойти завтра, — это обстоятельство,
наверно, заинтересовало бы уже геолога, потому что геология — на свой лад
дисциплина историческая, для физика же это обстоятельство совершенно
безразлично.
<M5>
Связь между
глобальными
и локальными
промежутками времени.
Зато ни один историк не удовлетворится констатацией
факта, что Цезарь потратил на завоевание Галлии 8 лет (Юлий Цезарь завоевал
Галлию в 58—51 гг. до н. э. );
что понадобилось 15 лет, чтобы Лютер из эрфуртского
новичка-ортодокса вырос в виттенбергского реформатора
( Мартин Лютер начинал свою деятельность
как правоверный католик (студент университета в Эрфурте, монах августинского
монастыря).
Знаменитые «95 тезисов», провозгласившие начало
Реформации (1517), он опубликовал в Виттенберге, где был профессором
университета.).
<M6>
Единое
пространство-время
истории[10].
Историку гораздо важнее установить для завоевания
Галлии его конкретное хронологическое место в судьбах европейских обществ.
И, никак не собираясь отрицать того, что духовный
кризис, вроде пережитого братом Мартином, связан с проблемой вечности, историк
все же решится подробно его описать лишь после того, как с точностью определит
этот момент в судьбе самого человека, героя происшествия, и цивилизации, которая
была средой для такого кризиса.
<M7>
Смысл истории -
исследование
социальных систем
в едином
пространстве-времени..
Это подлинное время — по природе своей некий
континуум.
Оно также непрестанное изменение.
<M8>
Проблема
локального и глобального
исторического времени.
Из антитезы этих двух атрибутов возникают великие
проблемы исторического исследования.
Прежде всего,
проблема, которая ставит под вопрос даже право на существование нашей работы.
Возьмем два последовательных периода из чреды веков.
В какой мере
связь между ними, создаваемая непрерывным течением времени, оказывается более
существенной, чем их несходство, которое порождено тем же временем;
— иначе, надо ли считать знание более старого
периода необходимым или излишним для понимания более нового?»
<M9>
Новые категории.
Здесь
возникает фундаментальная проблема создания научного текста: держать на каждом щагу
исследовния противоречия
между локальным
и глобальным историческим временем.
Таким образом, мы в качестве дополнительных категорий,
определяющих мышление историка, получаем: историческое время, принцип противоречия, принцип единства.
4. Идол истоков.
Здесь Блок проводит
исторический анализ принципа причинности (казуальности).
<M1>
Главные ошибки
в твоем субъективизме.
«Никогда не
вредно начать с mea culpa. ( моя вина, ошибка (лат.)) .
<M2>
Объяснять
настоящее прошлым.
Объяснение более близкого более далеким, естественно,
любезное сердцу людей, которые избрали прошлое предметом своих занятий, порой
гипнотизирует исследователей.
Этот идол
племени историков можно было бы назвать «манией происхождения».
В развитии исторической мысли для него также был свой,
особенно благоприятный, момент.
<M3>
Когда началось.
Если не ошибаюсь, Ренан как-то написал (цитирую по
памяти, а потому, боюсь неточно):
«Во всех человеческих делах прежде всего достойны
изучения истоки».
А до него Сент-Бев:
«Я с интересом прослеживаю и примечаю все
начинающееся».
Мысль, вполне принадлежащая их времени.
Слово «истоки»
— также.
Ответом на «Истоки христианства» стали немного спустя
«Истоки современной Франции» («История происхождения христианства» (т. 1—8,
1863—1883) — сочинение Э. Ренана, «Происхождение современной Франции» (т. I—6,
1877—1894)— сочинение И. Тэна.).
<M4>
Неуловимость
начальной точки.
Уж не говоря об эпигонах.
Но само это слово смущает, ибо оно двусмысленно.
Означает ли оно только «начала»?
Тогда оно, пожалуй, почти ясно.
С той
оговоркой, однако, что для большинства исторических реальностей само понятие
этой начальной точки как-то удивительно неуловимо.
<M5>
Надо ли искать закон?
Конечно, все
дело в определении.
В определении,
которое, как на грех, слишком часто забывают сформулировать.
Надо ли, напротив, понимать под истоками причины?
<M6>
Трудности казуальных
исследований.
Тогда у нас будут лишь те трудности, которые
непременно (в особенности же в науках о человеке) свойственны каузальным
исследованиям.
<M7>
Эволюционная история.
<B![11] Далее
Блок достаточно подробно обосновывает тезис принцип эволюционности истории.
Ввиду важности этого принципа для СМНМ[12] я привожу
этот фрагмент полностью. !E>
Но часто возникает контаминация[13] этих
двух значений, тем более опасная, что ее в общем-то не очень ясно ощущают.
В обиходном словоупотреблении «истоки» — это начало,
являющееся объяснением.
Хуже того: достаточное для объяснения.
Вот где таится двусмысленность, вот где опасность.
Хорошо бы заняться исследованием — и весьма интересным
— этого эмбриогенического
наваждения.
<M8>
Примеры
контамитации.
«Я не понимаю вашего смятения, — признавался Баррес
утратившему веру священнику.
— Что общего
между спорами кучки ученых о каком-то древнееврейском слове и моими чувствами?
Вполне
достаточно атмосферы храмов».
И, в свою
очередь, Моррас: «Какое мне дело до евангелий четырех темных евреев?»
(«темных», как я понимаю, должно означать «плебеев», ибо трудно не признать за
Матфеем, Марком, Лукой и Иоанном хотя бы некоторую литературную известность).
Эти острословы нас дурачат: ни Паскаль, ни Боссюэ,
конечно, так не сказали бы.
<M9>
Существует ли
религия без истории?
Можно, разумеется, представить себе религиозный опыт,
ничем не обязанный истории.
Для чистого деиста достаточно внутреннего озарения, чтобы
верить в бога.
<M10>
Христианство –
религия историческая
Но не в бога христиан. Ибо христианство — я об этом
уже напоминал — по сути своей религия историческая, т. е. такая, в которой
основные догмы основаны на событиях.
Перечитайте
«Credo» (Credo («Верую») — исповедание христианской веры в
латинско-католической версии.) :
«Верую в Иисуса
Христа..., распятого при Понтии Пилате... и воскресшего из мертвых на третий
день».
Здесь начала
веры являются и ее основаниями.
<M11>
А как в позитивных науках?
Такая направленность мыслей, возможно, уместная в
определенной форме религиозного исследования, распространилась вследствие
неизбежного влияния на другие области знания, где ее оправданность была
гораздо более спорной.
<M12>
История, как
обоснование ценностей.
История,
сосредоточенная на происхождении, была и здесь поставлена на службу определению
ценностей.
<M13>
Примеры.
Что же еще имел в виду Тэн, исследуя «истоки» Франции
своего времени, как не обличение политики, исходившей, по его мнению, из ложной
философской концепции человека?
Идет ли речь о
нашествиях германцев или о завоевании Англии норманнами, к прошлому для
объяснения настоящего прибегали так активно лишь с целью убедительней оправдать
или осудить настоящее.
<M14>
Демон истоков
в идеологии?
Так что во многих случаях демон истоков был, возможно,
лишь воплощением другого сатанинского врага подлинной истории — мании судить.
<M15>
Религия,
как объект
наблюдения.
Вернемся, однако, к изучению христианства.
Одно дело, когда ищущее себя религиозное сознание
приходит к некоему правилу, определяющему его отношение к католической религии,
какой та повседневно предстает в наших церквах.
Другое дело, когда история объясняет современное
католичество как объект наблюдения.
<M16>
Миф не объясняет
религиозного чувства.
Само собой разумеется, что необходимое для правильного
понимания современных религиозных феноменов знание их начал недостаточно для
их объяснения.
<M17>
Не изменилось ли
существо
неизменной веры?
Чтобы упростить проблему, не станем даже спрашивать
себя, в какой степени вера, под именем, оставшимся неизменным, действительно
осталась в существе своем совершенно неизменной.
<M18>
Почему религиозная
традиция нерушима?
Предположим даже, что традиция нерушима, — надобно еще
найти причины ее сохранности.
Причины, конечно, человеческие; гипотеза о провиденциальном
воздействии не входит в компетенцию науки.
<M19>
Не миф,
а психология.
Одним словом,
вопрос уже не в том, чтобы установить, был ли Иисус распят, а затем воскрес.
Нам теперь важно понять, как это получается, что
столько людей вокруг нас верят в распятие и воскресение.
<M20>
Религия – это узел
социальной жизни.
Приверженность
к какому-либо верованию, очевидно, является лишь одним аспектом жизни той
группы, в которой эта черта проявляется.
Она становится неким узлом, где переплетается
множество сходящихся черт, будь то социальная структура или способ мышления.
<M21>
Гены, среда и
судьба.
Короче, она
влечет за собой проблему человеческой среды в целом.
Из желудя рождается дуб.
Но он становится и остается дубом лишь тогда, когда
попадает в условия благоприятной среды, а те уже от эмбриологии не зависят.
История религии приведена здесь лишь в качестве
примера.
<M22>
Не путать
последовательность
событий с их объяснением.
К какому бы
роду человеческой деятельности ни обращалось исследование, искателей истоков
подстерегает все то же заблуждение смешение преемственной связи с объяснением.
В общем, это уже было иллюзией прежних этимологов,
которым казалось, что они все объяснили, когда, толкуя современное значение
слова, приводили самое древнее из им известных; когда они, например,
доказывали, что «бюро» первоначально обозначало некую ткань, а «тембр» — род
барабана.
Как будто
главная проблема не в том, чтобы узнать, как и почему произошел сдвиг значения.
Как будто нынешнее слово, так же как его
предшественник, не имеет в языке особой функции, определяемой современным
состоянием словаря, которое в свою очередь определяется социальными условиями
данного момента.
В министерских кабинетах «бюро» означает «бюрократию».
Когда я спрашиваю в почтовом окошке марку (timbre — «тембр»), для того чтобы я
мог так употребить это слово, потребовалось — наряду с постепенно развивавшейся
организацией почтовой службы — техническое изменение, решающее для дальнейших
путей обмена мыслями и заменившее приложение печати приклеиванием бумажки с рисунком.
<M23>
Контекст.
Такое словоупотребление стало возможным лишь потому,
что разные значения древнего слова, специализировавшись, разошлись очень
далеко, и нет никакой опасности спутать марку (timbre), которую я собираюсь
наклеить на конверт, и, например, тембр инструмента, чистоту которого мне
расхваливает продавец музыкальных инструментов.
<M24>
Как объяснить
феодализм?
«Истоки феодального режима», — говорят нам. Где их
искать? Одни отвечают — «в Риме», другие — «в Германии» (О споре между направлениями
германистов и романистов в историографии XIX и начала XX в. см. стр. 197.).
Причины этих миражей понятны.
Там и здесь действительно существовали определенные
обычаи — отношения клиентелы, военные дружины, держание как плата за службу, —
которые последующим поколениям, жившим в Европе в так называемую эпоху
феодализма, приходилось поддерживать. Впрочем, с немалыми изменениями.
Прежде всего в этих краях употреблялись слова:
«бенефиций» (
Beneficium — буквально: «благодеяние». В средние века так называлось
пожалование сеньором земли вассалу на условии исполнения последним военной или
иной службы.) (у латинян) и «феод» (у германцев), которыми пользовались
последующие поколения, постепенно и безотчетно вкладывая в них совершенно новое
содержание.
<M25>
Слова
консервативнее
обычаев.
Ибо, к великому отчаянию историков, у людей не
заведено всякий раз, как они меняют обычаи, менять словарь.
Конечно, установленные факты чрезвычайно интересны.
Но можно ли полагать, что они исчерпывают проблему
причин?
<M26>
Феодализм породила
совокупная жизнь.
Европейский феодализм в своих характерных учреждениях
не был архаическим сплетением пережитков.
Он возник на
определенном этапе развития и был порождением всей социальной среды в целом.
Сеньобос как-то сказал: «Я полагаю, что революционные
идеи XVIII века... происходят от английских идей XVII века».
Имел ли он в виду, что французские публицисты эпохи
Просвещения, прочитав некие английские сочинения предыдущего века или косвенно
подпав под их влияние, усвоили из них свои политические принципы?
<M27>
Не только заимствуется,
но и переосмысляется.
В этом можно было бы с ним согласиться. Однако при
допущении, что в эти иноземные идеи нашими философами со своей стороны не было
внесено ничего оригинального — ни в интеллектуальное содержание, ни в
эмоциональную окраску.
<M28>
Почему все произошло
здесь и сейчас.
Но даже при таком, достаточно произвольном, сведении к
факту заимствования история этого умственного течения будет объяснена еще
далеко не полностью.
Останется
вечная проблема: почему заимствование произошло именно в данное время, не
раньше и не позже?
Заражение предполагает наличие двух условий: генерации
микробов и, в момент заболевания, — благоприятной «почвы».
<M29>
Социум – совокупный
продукт эпохи.
Короче,
исторический феномен никогда не может быть объяснен вне его времени.
Это верно для всех этапов эволюции.
Для того, который мы переживаем, как и для всех
прочих.
Об этом задолго
до нас сказано в арабской пословице:
«Люди больше
походят на свое время, чем на своих отцов».
Забывая об этой восточной мудрости, наука о прошлом
нередко себя дискредитировала»
<M30>
Причинность,
как историческая
категория.
Этот раздел главы посвящен двум методологическим
вопросам, которые Блок считал чрезвычайно важными для историка.
Во-первых,
вопрос о причинности
исторического процесса.
Блок считал причинность одной из
фундаментальных категорий исторического анализа.
Об этом можно судить хотя бы по параграфу
«историческое время».
Вопрос о причинности, как категории исторического процесса
проходит красной нитью через всю книгу.
<M30>
Принцип единства
исторического анализа.
Блок фактически утверждает принцип единства исторического
анализа, утверждая, что социум является совокупным продуктом эпохи, понимая под
этим, как историческое
время и пространство.
<M31>
Социальная
психология.
На основании
такого подхода Блок высказывает глубокие мысли об историческом анализе религии.
Суть его
подхода заключается в том, что историк должен анализировать социальную
психологию осуществляющую взаимосвязь общества и религии.
<M32>
Главное противоречие
гуманитарных наук..
Такой подход особенно важен, так в так, как философии,
как и в истории очень не четко
обозначена разграничительная линия между идеализмом и материализмом.
На это, в частности, указывает Рассел в своем курсе
Западной философии.
Этот же подход позволяет Блоку определить специфику
феодализма гораздо глубже и точнее, чем это обычно принято.
<M33>
Объективность.
Второй вопрос, который волнует Блока, касается объективности
исторического анализа.
<M34>
Принцип
относительности.
Слово «идол», стоящее в названии этого параграфа, позаимствовано из книги
«Новый Органон» представителя школы
английского эмпиризма Френсиса Бэкона, родоначальника современного метода научного познания.
В этой книге Бекон сделал систематический анализ ошибок, возникающий при
научном исследовании.
Он разделил источники человеческих ошибок, стоящих на
пути познания, на четыре группы, которые он назвал «призраками» («идолами», лат. idola).
Это «призраки рода», «призраки пещеры», «призраки
площади» и «призраки театра».
1.
«Призраки рода»
проистекают из самой человеческой природы, они не зависят ни от культуры, ни от
индивидуальности человека.
«Ум человека уподобляется
неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает
вещи в искривлённом и обезображенном виде».
2.
«Призраки
пещеры» — это индивидуальные ошибки восприятия, как врожденные, так и
приобретённые. «Ведь
у каждого помимо ошибок, свойственных роду человеческому, есть своя особая
пещера, которая ослабляет и искажает свет природы».
3.
«Призраки площади
(рынка)» — следствие общественной природы человека, — общения и
использования в общении языка. «Люди
объединяются речью. Слова
же устанавливаются сообразно разумению толпы. Поэтому плохое и
нелепое установление слов удивительным образом осаждает разум».
4.
«Призраки
театра» — это усваиваемые человеком от других людей ложные представления
об устройстве действительности. «При
этом мы разумеем здесь не только общие философские учения, но и многочисленные
начала и аксиомы наук, которые получили силу вследствие предания, веры и
беззаботности».
<M35>
Истоки
не всегда причины.
Блок сосредоточивает свое
внимание на важном случае, когда исток отождествляют с казуальностью.
<M36>
Порочный
логический круг.
При этом сознательно или
бессознательно совершается порочный логический круг, когда в посылку рассуждения
помещают то, что требуется доказать.
Блок приводит примеры,
показывающие, что этим грешат многие известные историки.
Он отмечает, что начало
исторического явления трудно уловимо.
Поэтому к выводам связанным с истоком надо относится с
большой осторожностью.
Обсуждение следующих
параграфов этой главы, мы перенесем в следующую статью этого цикла.
<M37>
Предварительные
итоги.
В 1 главе книги Блок анализирует специфику профессии
современного историка.
<M38>
Современная история
не свалка антропологии.
Он возражает представителям социологии дюркгеймовской
школы, сводящим историю, как свалку остатков социальной антропологии, оставшихся
после вычленения всего поддающегося рациональному определению.
<M39>
Новое время
– новая методология.
С другой стороны он признает, что содержание любой
науки, в том числе и истории, меняется с течением времени.
<M40>
Целостность
и диалектичность.
На протяжении 1 главы Блок развивает целостное и диалектичное понимание существа
современной исторической науки.
В частности, он отмечает, что современные историки
перестали быть только летописцами, какими они были со времен «отца истории Геродота».
<M41>
Категории
современной истории.
Далее он
формулирует наиболее фундаментальные категории и принципы, представляющие с его
точки зрения ядро методологии современного историка.
<M42>
Живой
исторический
человек.
Одной из важнейших категорий, выделенных Блоком
является целостное восприятие живого исторического человека, воспринимаемое в
единстве, определенном его
неорганической, биологической и социальной сфер.
Из этого образа логически вытекают остальные наиболее
фундаментальные категории.
<M43>
Диалектика
исторического времени.
И в первую очередь, понятие исторического времени.
Это очень сложное понятие. Оно одновременно
дуалистично и диалектично.
При отражении любой исторической реальности, то есть
конкретной исторической
модели, историк должен уметь учитывать как глобальное, так и локальное историческое
время.
<M44>
Исторический процесс –
ядро современной истории.
То есть
ядром истории основной его категорией, является понятие исторического процесса.
<M45>
Чувство истории.
Настоящий
историк в первую очередь отличается от остальных смертных обостренным чувством
исторического процесса.
О должен обладать интуицией, позволяющей ему подобно
духу святому одновременно существовать в двух ипостасях, не впадая в
ограничения каждой из них.
<M46>
Объективность,
как специфика
научного мышления.
Параграф 4 «Идол истоков», посвящен той границе,
которая отличает научное мышление от религиозного и обыденного, то есть
проблеме объективности.
Главный
способ, который видит Блок заключается в преодолении исследователем собственного субъективизма,
вытекающего из рационально – трансцендентного существа человеческого сознания.
Блок на конкретных исторических примерах показывает,
как бессознательные и сознательные субъективные ограничения вносит существенные
искажения в понимании исторических процессов.
В следующей статье, следуя за Блоком, я надеюсь углубить продолжить анализ его понимания методологии современной истории.
=======================================================================================================================================
Адрес автора. Щелкните здесь